Intervjuu Boris Tuchile ajalehes STOLITSA, juuni 2020
Мастерская художника Юри Аррака находится в мансарде, на самом верху 6-этажного дома без лифта, и пока преодолеешь ведущие к ней и кажущиеся бесконечными лестничные пролеты, с тебя семь потов сойдет. И – словно философски объясняя этот путь наверх – первое, что я увидел в мастерской, была укрепленная на подрамнике недавно написанная картина «Ступени». Такая же крутая лестница вверх, внутри ступеней – типичные арраковские человечки с то ли взъерошенными, то ли пылающими головами, а над ними – доброжелательно улыбающееся облако.
Борис Тух
- Все люди стремятся взобраться по лестнице как можно выше, - поясняет художник. - А это не просто. Приходится лезть из кожи вон; иные предпочитают лебезить, расталкивать конкурентов локтями, давать взятки. Вершины достигают немногие; большинство остается под лестницей, придавленными ею.
- А тем, кто дошел, улыбнется застывшее в небе ласковое облако?
- Это иллюзия – отвечает Юри Аррак. – Я бывал в горах и по собственному опыту знаю: когда взойдешь на вершину горы, поначалу восторгаешься: как здорово. А потом соображаешь, что, во-первых, тебе с этой верхотуры придется спускаться обратно, в долину, а во-вторых – впереди горы выше той, на которой побывал. Я почувствовал это в Алайской долине, молодым еще человеком. Сейчас, в свои 83 года, я в горы не карабкаюсь, мне достаточно лестницы, ведущей в мою мансарду.
Одинокий волк долго не проживёт
- Как вы думаете, если человек ищет смысл жизни, к кому следует обратиться? К священнику, художнику, писателю, философу?
- Смысл жизни человек постигает со временем, и прежде всего ему нужно выстроить фундамент для этого. То есть получить образование. Человек – единственное живое существо, способное к абстрактному мышлению. И благодаря этой способности он перво-наперво испытал страх. Мир вокруг казался враждебным. Биологическое существо живет за то, что съедает других. Мы едим кур, телят, поросят; время от времени съедаем и людей, правда, последние несколько тысячелетий - иными способами, не обгладываем кости конкурентов. И боимся, что так или иначе съедят нас. Биология основана на взаимном поедании, а общество – модель стада. Не стану говорить о политике, но в каждой организации есть свой баран-предводитель. Это закодировано в биологии. Одинокий волк долго не проживет. И человек, даже если избрал отшельнический образ жизни, мыслями все равно остается с обществом.
Чтобы избавиться от страха, нужно чувство защищенности. Первобытный человек искал защиты у невидимых могучих созданий, расплачиваясь за покровительство тем, что жертвовал им часть еды. Затем возникли жертвенные камни, пляски, ритуалы – и все это, чтобы избежать страха смерти. Жажда жизни и любви, эрос и страх смерти, танатос – вечные конкуренты. И когда человекозверь…
(Inimloom, – говорит Юри Аррак и поясняет: «Мне нравится это выражение, в детстве, когда мне случалось провиниться, мама говорила: «Что ты натворил, человекозвереныш!»)
…когда человекозверь совершенствовался, умнел, он создавал религии: тут уж ничего не попишешь, бог и религия – наши творения! Когда человек молится, он собирает воедино все свои душевные силы – я должен сделать это, прыгнуть выше головы! Поглядите, как на Олимпийских играх великие спринтеры крестятся перед забегом на стометровку, но бегут-то они сами, никто за них это не сделает!
Человек часто не верит, что все зависит от него и только от него, отмахивается – мол, это атеистическая пропаганда! Неверно! То, что отличает нас от зверя, это творчество разума, наша способность к абстрактному мышлению, поэтому мы думаем глубже, чем, скажем, собака, которая тоже мыслит, но ее мышление инстинктивно.
- Вы много рисовали собак. Любите их?
- Люблю! Вообще животных люблю, и терпеть не могу, когда их обижают. Потому что если ты поднялся наверх, ты не должен презирать тех, кто ниже. Это как заповедь: если ты начальник, ты никак не должен унижать своих работников; да, тебе удалось подняться по тем самым ступеням – то ли благодаря способностям и уму, то ли благодаря связям – но не обижай тех, кто под тобой, иначе тебе воздастся за зло. Неизвестно когда, но воздастся больно!
Я не уверяю вас, будто все познал и говорю истину – это было бы слишком эгоистично. Просто: такова моя картина мира!
Это не фантазия, так было!
- Как складывалась ваша картина мира? Повлиял ли на ее формирование ваш старший брат Хенно Аррак, тоже художник?
- Хенно был прекрасным графиком. Его рисунки карандашом – на уровне творений художников Ренессанса. И был моим учителем! А вообще жизнь моя была пестрой – как у очень многих художников. Я в армии служил в Ленинграде, и там же после дембеля работал таксистом. Опыт интереснейший, но не сказал бы, что хороший: интересное вовсе не обязано быть хорошим.
Я в 18 лет начал крутить баранку. И для меня и сегодня водить машину куда приятнее, чем ходить пешком. В стройбате я водил ЗИС-150, могучая трехтонка, но паршивого качества, так как нам доставались обычно списанные машины, которых на гражданке нещадно эксплуатировали. Но это тоже было своего рода опытом.
Я был молод, глуп и влюбчив. Незадолго до дембеля я женился. С жилплощадью, сами понимаете, в Ленинграде было туго, мы с женой жили в «коммуналке», квартира в доме царского времени, на кухне хозяйничают пять семей, мы - в одной комнате с тещей и тестем, комната разделена шкафом, хуже обстановки для молодоженов трудно придумать. Хотя тесть с тещей были добрые люди, ни слова плохого о них не скажу. Они пережили блокаду и умели ценить то, что есть крыша над головой, и общая ванная, в которой можно умыться, и кухня – словом, вещи элементарные, но тогда даже их имели не все.
- Вы уже тогда начинали рисовать? В «коммуналке»?
- Нет. Но давайте по порядку. Мой брат Хенно в 1949 году по политической статье загремел в лагерь, в Джезказган. Он был студентом, к годовщине Эстонской Республики сделал с ребятами стенгазету – и получил небольшой по тем временам срок, 9 лет. Когда Иосиф отдал концы, начались амнистии, и… То, что я сейчас расскажу, покажется вымыслом, но клянусь: тут все правда, от начала и до конца.
9 сентября 1955 года мне предстояло идти на военную службу. И 9 же сентября 55-го года, в 6 утра, вернулся из мест заключения Хенно. Всего-то три часа мы пробыли вместе! Хенно пошел провожать меня в армию, военкомат находился на ул.Уус, в «Замке спящей красавицы», рядом – столовая; мы с братом сели, взяли бутылку вина, закуску, он рассказывал о тюрьме, а я о своей нехитрой жизни. Потом, когда я уже был таксистом, Хенно навещал меня в Питере и интересовался моими планами на жизнь. Я отвечал, что у меня водительские права 2-й категории, на кусок хлеба с маслом всегда заработаю. Между прочим, к тому времени я был зачислен на геологический факультет Ленинградского университета. Тоже история, которая покажется вам фантастической. Как-то я вез в такси одну даму, она обратила внимание на мой акцент, мы разговорились, я упомянул, что до армии окончил в Эстонии горный техникум. А дама оказалась доцентом кафедры геологии и пообещала мне помочь поступить в университет. Я походил на подготовительные курсы, сдал вступительные экзамены – перед этим предупредил мою благодетельницу, что сочинение на русском языке вряд ли сумею написать. «Поможем!» - успокоила она. И вот я прихожу к университету, на Васильевский остров, и вижу в списке: «Аррак Юри Карлович – принят». И чувствую: ну не хочу я здесь учиться! Не хочу искать за Уралом месторождения бокситов. Повернулся и ушел.
Хенно звал меня в Эстонию, поступать в Художественный институт. Я отнекивался: рисовать не умею, тогда брат начал писать мне длинные поучительные письма: как относиться к искусству, у тебя Эрмитаж почти что рядом, ходи туда чаще! Смотри импрессионистов, а академическую живопись особо не смотри.
В своих письмах он давал мне уроки рисунка, учитель он был прекрасный. И я решил вернуться в Таллинн. Моя юная жена переезжать в Таллинн наотрез отказалась, и осенью 1961 года – я уже был студентом – мы развелись. Потом я женился второй раз – и снова пришлось жить в одной комнате с тещей, и снова – вопреки всем анекдотам – отношения с ней у нас были очень хорошими.
Время деформаций
- А как возникли ваши образы людей с такими необычными головами – шевелюры напоминают языки пламени?
- А вот как. В Художественный институт я поступил на специальность «художник по металлу» - живописью тогда не владел, а без экзамена по ней принимали только на декоративно-прикладное отделение или на скульптурное. С рисунком же у меня всё было в порядке. Я участвовал в выставках, а 69-м году меня приняли в секцию графики при Союзе художников. Для того, чтобы стать членом Союза художников, требовалось иметь персональную выставку. Мне предложили провести ее в 70-м году.
А я был молод, энергия так и бурлила, и я решил: вы ждете от меня персональной выставки графики, а я сделаю живописную. И так возникла идея образов, которых я называю märkinimesed (знаковые или символические люди). Я пришел к мысли, что человек в наше время переживает деформации, весь ХХ век – время деформаций. Начинается деформация с головы, с мозга. Как передать это на холсте? Вроде бы через пустоту, не заполненную ничем, но так как биология не выносит прямых линий, то кубизм здесь не годится. И сначала возникли такие расплывающиеся силуэты, а потом уже глаза, рты – образы людей.
А потом появилась книжка для детей про Майва. Я представил себе, что на моем хуторе Панга-Рехе живет милое существо, которое помогает маленьким мальчишкам, предупреждает: не лезьте в колодец, иначе свалитесь в него, не забирайтесь в пещеры, а то можете из них не выйти. Во всех сложных ситуациях детям помогал Майв, король кротов. Искусствовед Яак Кангиласки после того, как книга вышла, воскликнул: «Юрка, теперь я все про тебя понял! Все твои люди – Майвы!». И он был прав; ведь Майв – перестановка букв слова vaim, дух.
- Зато другое ваше сказочное создание Большой Тылл – могучее и грозное. Я знаю, с каким сладким ужасом смотрели дети мультфильм про Большого Тылла.
- С Большим Тыллом произошла забавная история. В «Комсомольской правде» была напечатана статья, пафос которой заключался в вопросе: «Как такое возможно в советской культуре?». Нам с режиссером фильма Рейном Рааматом пеняли на то, что фильм жестокий. Много крови и т.д.
- Так фольклор вообще жесток и кровав. Типичная тема народного сказания: герой, преданный родине, сражается, забыв о собственных горестях, и умирает за свободу народа.
- Конечно. Я вспомнил о той статье всего лишь как о парадоксе критического мышления.
Все искусство вертится вокруг проблем веры и власти
- Вы ведь работали и в области сакрального искусства.
- Я – ребенок военного времени, родился в 1936 году, в военные годы у нашей семьи не было никакой связи с церковью. Жизнь была тяжелая и бедная, не до веры в Бога. А во второй половине 1940-х нам приходилось часто менять место жительства, земные проблемы нас трогали, не небесные. Для поступления в Художественный институт знакомства с религией не требовалось. А уж потом, когда начались лекции по истории искусств, я сообразил, что все мировое искусство вертится вокруг проблем веры и власти. Начал читать Библию – это оказалось очень интересно – и утвердился в понимании того, какое огромное значение для всей человеческой культуры играло искусство на религиозные темы уже с временен Ренессанса. А позднее, когда Эстония вновь стала самостоятельным государством, я предложил пастору Рааве из Халлистесколй церкви: «Я слышал, что приход ищет художника, который расписал бы алтарь. Хочешь, я сделаю это бесплатно? Во имя возрождения Эстонии». Церковь эта, в селе Порнусе в Вильяндимаа, была построена еще в XV веке, примерно полтораста лет назад ее перестроили в неоромантическом стиле. В 1950-е годы она сгорела, ремонт шел очень долго, стена алтаря оставалась белой до тех пор, пока я не занялся ее росписью.
- Но ведь у вас свое отношение к религии?
- Да, и то, что я сейчас думаю о месте религии в человеческом обществе и истории, это плод долгих размышлений. Работа мысли. Я размышлял о том, что в каждой культуре есть свои боги, свои религии, и религия – это фактор помощи, поддержки людям. Я верую в энергию. Мир состоит исключительно из энергий. Под понятием «мир» я имею в виду всё. Не стану употреблять слово «вечность», так как тут же спросят, что у тебя стоит за вечностью? Бог для меня и есть вечность.
Я не могу это выразить, но я чувствую, так как я художник и у меня интуиция художническая.
- А нарисовать это можете?
- Я все время рисую это. Я не пишу декораций. Если ты идешь в театр, ты идешь не для того, чтобы видеть декорации, а чтобы видеть игру актеров, впитывать энергию идей и образов, которые идут к тебе со сцены. Но и на художественную выставку ты идешь не за декорациями, не за изображениями, а за смыслом, вложенным в эти изображения.
Изобразительное искусство начинается с того, что художник должен создавать свою личную картину мира. Не определять себя по названиям течений – мол, ты кубист, или сюрреалист, или импрессионист и пр. – а создавать собственную картину мира, и форма возникнет из твоего личного опыта и твоего мировоззрения. Отношения к миру. Она возникнет сама по себе, не нужно биться над ней в поте лица. И линия станет такой, какая тебе нужна, а не подражанием Модильяни или Рафаэлю.
Intervjuu Boris Tuchile ajalehes STOLITSA , juuni 2020